Мой род. Воронины и Зубаревы
Семья сестер Синициных
Семья этих сестер имела интересную судьбу. Отец Игнатий Синицин был первым трубачом в императорском оркестре и пользовался расположением Николая II. Однажды царь поинтересовался заветным желанием своего любимца, но музыкант заявил, что его не может выполнить даже царь. Самолюбие Николая было задето, и он, выполняя желание музыканта, своей волей определил его сыновей в Морской корпус, куда принимали только дворян. Учиться там мещанским детям было не сладко, равными их не считали. Став морскими офицерами, братья матросов не обижали и в революцию от них не пострадали. Один из братьев умер от сыпного тифа, а второй эмигрировал во Францию. Их сестры, глядя на братьев, мечтали о Смольном институте, но отец нашел учебное заведение рангом ниже, готовившее к жизни дочерей состоятельных людей. Их учили хорошим манерам, умению держаться в обществе, быть, как смолянки, подтянутыми, а также шить, готовить. Прошли они и гимназическую программу. После революции это помогло им устроиться работать в Ленэнерго. Сестры, как «бывшие», конечно, не любили Советскую власть.
Шурочка Воронина (верхний ряд, 3-я справа)
Николай Воронин был активным членом коммунистической ячейки института, и в 1921 году его, как участника партийной конференции, отправили на подавление Кронштадтского восстания. Он участвовал в бою, а после, раненый, пролежал ночь на льду. За этот бой Николай Воронин был награжден орденом Боевого Красного Знамени, который после не раз спасал его.
В 1923 г. умерла в Ревеле мать Шурочки, и дед с большим трудом (Эстония стала другой страной), вывез жену и дочь в Петроград. Моя мать с 4-х лет уже хорошо помнила это время. Жили в большой комнате общежития при институте. Родители взяли на прокат пианино, на котором хорошо играли оба. Дед хорошо рисовал еще с гимназии, его отец гордился этими успехами сына, и развешивал его картины по стенам. Выпуск институтских стенгазет был его обязанностью, как и куча прочих общественных поручений. Шурочка тоже стала активной общественницей. В их комнате всегда было полно студентов, велись жаркие политические споры (тогда это еще было возможно).
Моя мать воспитывалась в этой атмосфере, и однажды написала гневное письмо Чан Кай Ши, в котором обличала все его преступления. После студенты с восторгом таскали это письмо по всему общежитию, а моя мама получила звание «желтая опасность» за курносый нос и слегка раскосые глаза. Мама вспоминала торжественные собрания института, веселые, красочные демонстрации с множеством знамен, плакатов, карикатур на буржуев, веселье, смех, песни. Никто не гнал людей, на демонстрации шли, как на праздник. Мама ехала на плечах отца и его друзей.
у плетеного стула. 1923 г.
Незамужние сестры Ольга и Серафима Синицины подружились с семьей Николая Воронина, привязались к маленькой Татьяне и охотно брали ее к себе на несколько дней. В их богатой квартире стояла мебель в чехлах, были ковры, картины в золоченых рамах, над столом старинная лампа, в углу иконы с лампадками. По заказу в религиозные праздники в квартире проводили молебен, на рождество пекли пироги, выставляли на стол всякие деликатесы. В Новый год ставили елку, украшали старинными игрушками, свечами, лакомствами (яблоки, конфеты, печенье). А на Пасху святили в церкви куличи, пасхи, и снова деликатесы на столе. В этом доме не выводились красная и черная икра, колбасы, ветчина, масло, варенье. Это было невиданным богатством не только в спартанской семье деда Николая, но и редкостью в Питере 20-х годов. Сестры баловали Татьяну, а отец после ворчал: «Три дня побудет в гостях, после месяц девчонку перевоспитывать нужно».
Татьяна водилась только с мальчишками, а девчонок терпеть не могла. Однажды побила двух братьев-мальчишек, которые привязались к ней, а их мамаша приходила жаловаться на хулиганку. Татьяне же жаловаться на обиды было нельзя, надо защищаться самой. Больших проказ у нее не было, но от отца попадало не раз. В 1928 году родилась дочь Наташа.
Денег в семье не хватало, и с 3-го курса Николай Иванович через год оставлял институт, чтобы зарабатывать на жизнь и учебу. С начала 30-х годов в стране развернулось широкое строительство. Николай Иванович работал прорабом на стройках Рыбинска, Ярославля. Сохранились его письма к школьнице Татьяне.
Позже Николай Иванович строил Волховскую ГЭС. Была вероятность, что его поставят начальником
новой Волжской ГЭС. Выбрали другого, но уровень перспективы говорил о значимости инженера Воронина. В 30-х г. дед работал у знаменитого организатора масштабных строек Ленинграда Владимира Бекаури.
Где-то в 32 году моя мама, еще девчонка, спросила отца: почему подчиненный отцу инженер получает зарплату втрое больше его. Отец ответил, что буржуазный инженер работает за деньги, а начальник-коммунист работает за идею и не может иметь зарплату более 150 % от средней на предприятии. Это был партмаксимум в СССР.
В отношениях родителей были большие нелады, Шурочка болела и, не жалея себя, отдавала все детям. В 1933 году у Николая Ивановича начались проблемы с сердцем, и он для отдыха предпринял летом путешествие по Северной Двине и Печоре вместе с 14-летней Татьяной.
Отдых превратился в борьбу за выживание. Лето было холодным со многими дождями. Мучили комары, а позже гнус. Продукты удавалось купить редко и очень дорого, так что деньги кончились еще в середине пути, пришлось просить выслать еще. Спасали рыбалка и охота деда. Однажды дед заболел, и это едва не кончилось катастрофой. Путешествие украсили встречи с беглыми каторжниками, это был край лагерей. Когда вернулись домой, оказалось, что Шурочка выслала им последние деньги, и ее многолетнее недоедание обернулось открытой формой туберкулеза.
