Цитата: Елена Комарова от 20.02.2024, 16:19

Уверенно вступил в права 2024 год, объявленный в России Годом семьи. Мы, как и все наше государство (да и здравомыслящие люди по всей планете), уверены не только в том, что семья - ячейка общества (об этой аксиоме все мы помним еще со школы), но и в том, что в жизни каждого человека это - самая главная точка притяжения и силы.

В преддверии Года семьи в нашем музее состоялась замечательная профильная выставка по истории Черемхово "СемьЯ" и научно-практическая конференция по родословию.

И мы продолжаем публикацию исследований участников НПК, удивляемся сами этим невыдуманным историям, как в зеркале, отражающим историю страны, и надеемся, что порадуем и вас, наши уважаемые читатели и посетители.

Сегодня мы представляем нового, маститого исследователя и историка - Николая Константиновича Зубарева.

Без этого имении невозможно представить историю черемховского района, поскольку не одно десятилетие именно Николай Константинович с огромным брезентовым рюкзаком за плечами исколесил на попутках практически все населенные пункты черемховской земли, собирая редкие исторические артефакты, записывая истории и фотографируя легендарных старейшин семей и поселений. Он не вылазил из областных и районного архивов, прописывая и уточняя ход событий давно минувших времен, доставая карты и бесценные фотоальбомы и документы.

Именно Николаю Константиновичу Зубареву Черемховский район обязан появлением историко-краеведческого музея. И главную книгу по истории Черемховского района тоже написал он. Потому, как главному в сборе, хранении истории, ему присвоено звание Почетного гражданина земли Черемховской.

Зубарев Николай Константинович - Почетный гражданин Черемховского района

Николай Константинович - автор книги "Очерки по истории Черемховского района", сразу же ставшей настольным справочником книги.

Очерки истории Черемховского района это попытка связно изложить историю Черемховского района.
Для создания общей картины народной жизни необходимо было почти с нуля восстановить дореволюционный период, 20-е и 30-е гг., представляющие сплошное белое пятно, за редким исключением. Автором были изучены десятки научных работ, сотни архивных дел, газеты иркутских и черемховских библиотек, архивов, музеев и выбрать всё что относиться к истории района.
Описанная в книге судьба Черемховского района поможет читателям по-новому увидеть жизнь нашей малой родины, осознать очень простые и понятные каждому истины о добре и зле, о чести и верности, выраженные ясным и добрым языком простых человеческих судеб.

Мы дорожим дружбой с Николаем Константиновичем, его женой Людмилой Степановной Артемовой и друзьями-краеведами: Татьяной Викторовной Ковальской и Еленой Викторовной Стукалевой.

На научно-практической конференции именно Николай Константинович открыл выступления участников взрослой секции, став для юных краеведов и генеалогов настоящим образцом исследователя, историка и оратора.

Слово автору истории рода - Николаю Константиновичу Зубареву

---

Историки выстраивают каркас описания жизни страны и народа. Писатели наполняют его кровью, плотью, мечтами, страстями людей прошлых поколений.

Дневники, записки, воспоминания частных людей дополняют картину минувшей жизни. И эта работа, ни на что не претендующая и написанная по просьбе наших детей и внуков, так же будет кусочком смальты в мозаике былого.

Род Ворониных – род матери

Прапрадед мой, по прозвищу Ворона, был крепостным где-то на юге России. Прадед Иван Воронин окончил церковно-приходскую школу, ушел из деревни и нанялся матросом. Он был способным парнем и после учебы в морской школе получил звание шкипера. Дальнейшая служба и учеба сделали его штурманом дальнего плавания, а после и капитаном на Каспийском и Черном море. По рассказам деда, прадед Иван однажды спас еврейских стариков, женщин и детей от погромов в Одессе, вывезя их в море. У Ивана было 5 детей: сыновья Нэля, Николай, Алексей и дочери Нина и Надя.

Прадед Иван был добрым человеком, но сыновей воспитывал ремнем. Средний сын Николай, мой дед 1898 г. р., был шустрым, проказливым мальчишкой и был хорошо знаком с ремнем. Однажды прадед, устав его «воспитывать», спросил: «Что с тобой делать? Снова драть или поговорить?». Николай, испугавшись, что ему будут читать нудную нотацию, попросил: «Выдери скорее!». Прадед рассмеялся и отпустил сына с миром. Впоследствии Николай стал хорошим рассказчиком, и часто развлекал родных  рассказами о своих проказах, драках. У мальчишек он был «коноводом».

Среди братьев старший Нэля завел «дедовщину». Первым взбунтовался Николай. Когда Нэля, лежавший на диване, потребовал от него раскурить и подать папиросу, тот беспрекословно раскурил и вставил папиросу брату в рот горящей стороной. Дальше была жестокая драка, после которой братья стали «на равных». В начале XX века прадеда Ивана назначили начальником Ревельского (Таллинского) порта. Он был богатым и уважаемым человеком в городе. В начальных классах гимназии Николай учился плохонько, проказничал, и отца предупредили, что в старшие классы его не возьмут. Только эта угроза заставила Николая взяться за ум и повзрослеть.

Вместе с другом Колей Андреевым мой дед вышел в число лучших учеников гимназии, а преподаватель математики часто поручал им объяснять классу новый материал. Потому друзья в доме Андреевых самостоятельно изучали гимназический курс вперед программы. Сестра друга, Шурочка Андреева, полюбилась Николаю и позже стала его женой.

В семье Андреевых было 4 дочери, а верховодила прабабушка Елена, волевая и способная женщина, державшая лучшую в Ревеле швейную мастерскую. Люди среднего достатка шили одежду у Андреевых, а одежда дочерей была лучшей рекламой. В 16 лет умер друг Коля Андреев, но Николай продолжал ходить к Андреевым, помогал Шурочке с математикой, научился возле хозяйки дома шить, печь пирожные, кашеварить. Он был очень любознательным. Сам, или у людей, научился очень многому. Позже, когда Воронины готовились встречать друзей, Николай не допускал Шурочку на кухню, готовил все сам.

После окончания гимназии Николай Воронин поступил в Петроградский институт инженеров путей сообщения. Революция перевернула всю жизнь. Молодые, горячие головы были одержимы идеей построения нового советского строя, и Николай Иванович стал членом РКП(б). В 1918 г. Николай и Шурочка Андреева поженились гражданским браком.

В 1919 г. родилась у них дочь Татьяна, моя мать. Шурочка с дочкой жила в Ревеле у своей матери Елены, а Николай учился в Петрограде и снимал с другом комнату. Это было тяжелейшее время, в Питере голод, холод.

Однажды другу прислали домашнюю колбасу, и друзья устроили обед. Подвесили колбасу к лампе. Так один, понюхав колбасу, закусил хлебом и толкнул колбасу другу. Тот так же, понюхав ее, ел хлеб. В конце концов они не выдержали испытания и мигом проглотили драгоценную посылку. В комнате был дикий холод. Однажды друзья нашли полено. Одним поленом не согреешь комнату, и они нашли выход. Один выбрасывал полено в форточку, а другой бежал спасать драгоценное полено на улицу, пока не подняли чужие. После бегал за поленом другой. Так хоть на время согревались.

Соседями были две сестры: Ольга и Серафима, которые иногда подкармливали бедных студентов и давали возможность согреться в своей квартире.

Семья сестер Синициных

Семья этих сестер имела интересную судьбу. Отец Игнатий Синицин был первым трубачом в императорском оркестре и пользовался расположением Николая II. Однажды царь поинтересовался заветным желанием своего любимца, но музыкант заявил, что его не может выполнить даже царь. Самолюбие Николая было задето, и он, выполняя желание музыканта, своей волей определил его сыновей в Морской корпус, куда принимали только дворян. Учиться там мещанским детям было не сладко, равными их не считали. Став морскими офицерами, братья матросов не обижали и в революцию от них не пострадали. Один из братьев умер от сыпного тифа, а второй эмигрировал во Францию. Их сестры, глядя на братьев, мечтали о Смольном институте, но отец нашел учебное заведение рангом ниже, готовившее к жизни дочерей состоятельных людей. Их учили хорошим манерам, умению держаться в обществе, быть, как смолянки, подтянутыми, а также шить, готовить. Прошли они и гимназическую программу. После революции это помогло им устроиться работать в Ленэнерго. Сестры, как «бывшие», конечно, не любили Советскую власть.

Николай Воронин был активным членом коммунистической ячейки института, и в 1921 году его, как участника партийной конференции, отправили на подавление Кронштадтского восстания. Он участвовал в бою, а после, раненый, пролежал ночь на льду. За этот бой Николай Воронин был награжден орденом Боевого Красного Знамени, который после не раз спасал его.

В 1923 г. умерла в Ревеле мать Шурочки, и дед с большим трудом (Эстония стала другой страной), вывез жену и дочь в Петроград. Моя мать с 4-х лет уже хорошо помнила это время. Жили в большой комнате общежития при институте. Родители взяли на прокат пианино, на котором хорошо играли оба. Дед хорошо рисовал еще с гимназии, его отец гордился этими успехами сына, и развешивал его картины по стенам. Выпуск институтских стенгазет был его обязанностью, как и куча прочих общественных поручений. Шурочка тоже стала активной общественницей. В их комнате всегда было полно студентов, велись жаркие политические споры (тогда это еще было возможно).

Моя мать воспитывалась в этой атмосфере, и однажды написала гневное письмо Чан Кай Ши, в котором обличала все его преступления. После студенты с восторгом таскали это письмо по всему общежитию, а моя мама получила звание «желтая опасность» за курносый нос и слегка раскосые глаза. Мама вспоминала торжественные собрания института, веселые, красочные демонстрации с множеством знамен, плакатов, карикатур на буржуев, веселье, смех, песни. Никто не гнал людей, на демонстрации шли, как на праздник. Мама ехала на плечах отца и его друзей.

Незамужние сестры Ольга и Серафима Синицины подружились с семьей Николая Воронина, привязались к маленькой Татьяне и охотно брали ее к себе на несколько дней. В их богатой квартире стояла мебель в чехлах, были ковры, картины в золоченых рамах, над столом старинная лампа, в углу иконы с лампадками. По заказу в религиозные праздники в квартире проводили молебен, на рождество пекли пироги, выставляли на стол всякие деликатесы. В Новый год ставили елку, украшали старинными игрушками, свечами, лакомствами (яблоки, конфеты, печенье). А на Пасху святили в церкви куличи, пасхи, и снова деликатесы на столе. В этом доме не выводились красная и черная икра, колбасы, ветчина, масло, варенье. Это было невиданным богатством не только в спартанской семье деда Николая, но и редкостью в Питере 20-х годов. Сестры баловали Татьяну, а отец после ворчал: «Три дня побудет в гостях, после месяц девчонку перевоспитывать нужно».  

Татьяна водилась только с мальчишками, а девчонок терпеть не могла. Однажды побила двух братьев-мальчишек, которые привязались к ней, а их мамаша приходила жаловаться на хулиганку. Татьяне же жаловаться на обиды было нельзя, надо защищаться самой. Больших проказ у нее не было, но от отца попадало не раз. В 1928 году родилась дочь Наташа.

Денег в семье не хватало, и с 3-го курса Николай Иванович через год оставлял институт, чтобы зарабатывать на жизнь и учебу. С начала 30-х годов в стране развернулось широкое строительство. Николай Иванович работал прорабом на стройках Рыбинска, Ярославля. Сохранились его письма к школьнице Татьяне.   

Позже Николай Иванович строил Волховскую ГЭС. Была вероятность, что его поставят начальником
новой Волжской ГЭС. Выбрали другого, но уровень перспективы говорил о значимости инженера Воронина. В 30-х г. дед работал у знаменитого организатора масштабных строек Ленинграда Владимира Бекаури.

Где-то в 32 году моя мама, еще девчонка, спросила отца: почему подчиненный отцу инженер получает зарплату втрое больше его. Отец ответил, что буржуазный инженер работает за деньги, а начальник-коммунист работает за идею и не может иметь зарплату более 150 % от средней на предприятии. Это был партмаксимум в СССР.

В отношениях родителей были большие нелады, Шурочка болела и, не жалея себя, отдавала все детям. В 1933 году у Николая Ивановича начались проблемы с сердцем, и он для отдыха предпринял летом путешествие по Северной Двине и Печоре вместе с 14-летней Татьяной.

Отдых превратился в борьбу за выживание. Лето было холодным со многими дождями. Мучили комары, а позже гнус. Продукты удавалось купить редко и очень дорого, так что деньги кончились еще в середине пути, пришлось просить выслать еще. Спасали рыбалка и охота деда. Однажды дед заболел, и это едва не кончилось катастрофой. Путешествие украсили встречи с беглыми каторжниками, это был край лагерей. Когда вернулись домой, оказалось, что Шурочка выслала им последние деньги, и ее многолетнее недоедание обернулось открытой формой туберкулеза.

В декабре 1934 года был убит партийный руководитель Ленинграда С. М. Киров, и начался масштабный поиск «врагов народа». Николай Иванович засветился участием в какой-то частной партийной оппозиции 20-х годов, когда еще была некоторая партийная демократия, и был выслан в Иркутск. К счастью, Шурочка не дожила до ссылки. Наташу оставили в Ленинграде, а Татьяна поехала с отцом в Иркутск. Она запомнила целый эшелон ссыльных со стариками и детьми. Иркутск 30-х запомнился ей морем продуктов: колбас, окороков, мясных туш, знаменитым омулем во всех видах, разнообразием овощей.
Н. И. Воронина взяли рядовым инженером в Управление ВСЖД, а Татьяна пошла учиться в 8 класс.

Там она нашла лучшую подругу всей жизни Фиру Шишлянникову, а ее семья приняла Татьяну, как родную. Это была дружная семья сердечных, очень порядочных людей. Татьяне понравились патриархальные сибирские порядки. Сибирячки - чистотки, к каждому празднику - побелка, в Ленинграде так не вылизывали квартиры. Стирали, крахмалили белье, а полоскать ездили на Ангару. К каждому празднику - стряпня, горы шанежек, плюшек. Избалованным своим детям мама Фиры ставила в пример зверский аппетит Татьяны. В классе ей пришлось показать характер. Мальчишки любили щипать, дергать за косы, а на переменах выгоняли девчонок из класса. Однажды Татьяна задержалась в классе одна против всех мальчишек, и ей прилетела тряпка. С сжимающимся сердцем, страшно, схватила тряпку. Кто кинул? И бросила тряпку в лицо обидчику. Мальчишки изумились такой наглости, а последнее увидела вошедшая учительница и выругала Татьяну, которая ничего не объясняла. С тех пор мальчишки ее зауважали и никогда не трогали.

На следующий год инженера Воронина назначили в Тайшет начальником участка. Туда переехали Николай Иванович с новой женой и Татьяна. Вскоре от кого-то обойденного в НКВД ушел донос, что ссыльный враг Воронин рвется к власти. Николая Ивановича по распоряжению НКВД исключили из партии и сняли с работы. Шел 1937 год…

Николай Иванович был уже мудрым человеком. В тот же день отправил Татьяну в Ленинград к тете Симе на «авось», без телеграммы, которая бы выдала адрес.

Жене дед сказал:

- Сегодня ночью придут за мной, скажешь, что ушел на охоту. Завтра бросай все, возьми только самое необходимое, и немедленно уезжай к родным в Ташкент. Никому ничего не объясняй, не давай адресов. Завтра ночью придут уже за тобой.
(Много позже дед узнал, что все произошло так, как он и предполагал)

Сам собрал охотничьи принадлежности, теплые вещи, далее - поездом до Красноярска, пароходом в низовья Енисея, в глушь, нанялся в охотничью артель, где не достанет НКВД. Так правоверный коммунист пустился в бега от родной власти. Я читал сотни историй, как люди покорно ждали ареста, не спали по ночам. И лишь однажды прочитал историю нашего разведчика, которого вызвали в СССР, чтобы посадить. Этот человек уже в стране понял, что его ждет, и перешел на нелегальное положение. Его не нашли, но это был профессионал.

Николай Иванович не имел таких знаний, в тайге он заболел, его подобрал лесник, вылечил и прокормил до весны. У лесника он нашел старую газету «Правда», в которой была статья Сталина - не хватать всех подряд, но разбираться в деле людей. С этой газетой он вернулся в Иркутск и пошел «разбираться» в райком партии. Его арестовали там же, как злостного врага Советской власти, посмевшего скрыться.

Камеры Иркутской тюрьмы были переполнены, арестованные стояли, как в трамвае. Люди были угнетены неизвестностью, обменивались своими историями. Никто не знал за собой вины. История деда расценивалась, как безнадежная. Николай Иванович, как волевой человек, стал отвлекать людей от тяжелых дум, рассказывая истории из своей жизни, пересказывая содержание прочитанных книг. Он был хороший рассказчик, и люди просили еще, еще. На третий день Николай взмолился: «Я же трачу силы, а еды мало». Тогда узники стали отделять для рассказчика часть своего хлеба. Людей уводили на допросы, где психологическим давлением или пытками следователи добивались «признания» в преступлениях против власти. Люди быстро ломались и подписывались в протоколах. Далее - суд тройки и срок. У моего деда-упрямца следователи добивались «признания» 9 месяцев, были пытки, зимний карцер, лишение еды, воды. Следователи - люди занятые, у каждого очередь «злодеев», а  упрямец отнимал дорогое время. В конце концов Николая, больного и изломанного, выбросили за ворота тюрьмы.

Вот выписка из его Дела: «Воронин Николай Иванович 1898 г. р., уроженец г. Баку, проживал в Иркутске, без определенных занятий, беспартийный, русский, арестован 19.08.1938 г. по статьям 58-10, 58-11 УК  РСФСР, реабилитирован Постановлением УНКВД Иркутской области 29.05.1939 г.». Так коммунист с 1919 г., высококвалифицированный инженер, кавалер высшего боевого ордена страны был записан в Деле в ранге бомжа.                                                                                                      
Из его камеры на свободу вышел только он один. На улице к нему подходили незнакомые люди и, оглядевшись, совали деньги, понимая, откуда он.

Николай Иванович пошел в Иркутский гидрометцентр, прошел курсы и был отправлен на Лену, в Жигаловский район, в деревню Грузновку начальником гидрометстанции. Гидрометцентр не ошибся, Грузновская гидрометстанция с тех пор много лет держала переходящее Красное знамя.

Воронина много раз пытались перевести в Иркутск, в Гидрометцентр, но он не соглашался. Друзьям он объяснял, что еще один донос и тюрьму он не выдержит.

Татьяна все это время жила в Ленинграде у тети Симы. Так, не родная тетя Сима стала спасительницей сестер. Тетя Сима устроила Татьяну в школу в дальний рабочий район и советовала реже бывать в центре города, чтобы не встретить знакомых, которые должны будут сообщить о дочери «врага народа» в Ленинграде.

Татьяна закончила среднюю школу в 1938 году на «отлично» и имела право поступить в любой ВУЗ без сдачи экзаменов. Но дочь «врага народа» не взял даже второстепенный пединститут, где был недобор. Татьяна обратилась за помощью в райком партии. Опытный и мудрый секретарь райкома позвонил ректору пединститута и спросил, почему не берут на учебу отличницу. И даже не рискованное распоряжение, а только безопасный для секретаря райкома вопрос был воспринят ректором, как приказ. Татьяна стала учиться на физмате пединститута им. Герцена.

После 2 курса Татьяна перевелась в железнодорожный институт связи.
22 июня 1941 года началась война, а уже с 30 июня гражданское население и студенты строили оборонительные сооружения и рвы на подступах к городу. 8 сентября началась блокада Ленинграда. Немцы бомбили и обстреливали город, уничтожили Бадаевские склады с большими запасами продовольствия. Начался голод. Пришла ранняя суровая зима с морозами. Не работало отопление, замерзли водопровод и канализация. Небольшие запасы тети Симы помогли Татьяне и Наташе впроголодь пережить зиму. 18 марта 1942-го сестер вывезли из Ленинграда по «дороге жизни».

Со многими лишениями и мытарствами Татьяна с 14-летней Наташей добрались до Иркутска, и далее, к отцу на Лену, в Грузновку. Наташа не выдержала всех лишений и в 1943 году умерла. Татьяна стала работать у отца техником-гидрологом. Инженером и заместителем начальника гидрометстанции работал тогда Зубарев Константин Максимович, мой отец. Беременная мною мама, техник-гидролог, не могла рубить метровый лед на Лене, и мои родители переехали в Иркутск к матери моего отца Зубаревой Капитолине Осиповне. Я родился в апреле 1945 года. Отец стал работать в геологической экспедиции, а мама - инженером Гидрометцентра.

Сын ленинградской блокадницы рос чахлым и несколько раз пытался умереть, но мама не дала. Врачи посоветовали везти сына в деревню, к молоку и сосновому воздуху. Так мои родители в 1951 года стали учителями в далекой, глухой деревне Савватеевка. Маленькая самодельная гидроэлектростанция давала тусклый свет до 12 часов ночи. С темнотой на окраине деревни выли волки, а весной, спасаясь от волков, в деревню забегали дикие козы. В утренние часы и часто вечерами уроки велись при керосиновой лампе. Учителей не хватало, и мои родители вели по нескольку предметов, для чего им пришлось учиться самим.

Савватеевка была одной из самых старинных деревень Иркутского района. Первые ее жители были выходцами с Вологодчины, которые еще в 17 веке вслед за казаками-первопроходцами пришли по рекам и селились около Братского и Илимского острогов. После появления Иркутска первые крестьяне переселялись с северных районов в южное Приангарье. Савватеевка была глухим местом, где компактно жили потомки первопоселенцев. У них сохранялся северный говор, одежды, обычаи вплоть до 60-х годов, и студенты-филологи ездили сюда для изучения этого. Учительница-ленинградка  воспринималась здесь невиданной жар-птицей, и самые способные ученики, получившие после образование, любили и помнили первую учительницу. В 50-е годы все жили бедненько, и мои родители держали свинью и кур. В 1951 году у моего деда Николая Ивановича начался туберкулез. Полгода лечения в иркутской больнице не помогли, и дед приехал в Савватеевку доживать последние месяцы. Он умер в марте 1953-го, и кончина его была тяжелой.

Родители рвались ближе к Иркутску и переехали в большое село Акинино-Баклаши, где была уже средняя школа. Мама вела по 30 часов математики, а отец преподавал географию и труды. Честолюбивая мама стремилась получить высшее образование и поступила заочно на 3 курс пединститута. Моя мать была живым, энергичным человеком и стала хорошим учителем, каких любят школяры. В те годы учителя работали ради знаний, и потому дополнительные занятия после уроков были нормой, не предполагавшей дополнительной оплаты. Помню, как поздно вечерами, после занятий и педсоветов, родители приходили домой уставшие и голодные, а я варил им картошку. Вечером мама кляла проклятущую учительскую долю, а утром, отдохнувшая, с радостью шла в школу снова. Даже я, мальчишка, замечал, как моя мать заметно отличается среди учителей широким кругозором, правильностью речи, образом мыслей.

Лучшие ее ученики, став взрослыми, долго помнили любимую учительницу, поддерживали отношения, писали письма. Двое ее учеников из глухой Савватеевки стали видными людьми. Александр Савватеев стал начальником отдела Министерства угольной промышленности СССР, а Владимир Булгаков стал полковником Генштаба, начальником отдела космической разведки страны. В конце 80-х он приезжал в Савватеевку и заезжал к нам, чтобы повидаться с мамой. Сохранились его письма к ней.

В 1959 г. моих родителей перевели в 8-летнюю школу нового города Шелехов. Город строился одновременно с первым в Сибири алюминиевым заводом. Эта стройка была объявлена Всесоюзной комсомольско-молодежной, и рабочая молодежь составляла большинство жителей города. Потому в первую очередь строили жилье, большой спортивный комплекс со стадионом и большим спортзалом, где работали многие секции, а также Дом культуры со многими кружками и вечернюю школу рабочей молодежи. Мама стала завучем 8-летней школы. Директором этой школы был Дмитрий Григорьевич Горлатов.

Это был очень неординарный человек. В сиротском деревенском детстве был пастушонком, а новая власть дала возможность окончить школу и учительский институт. Этот громко названный «институт» давал лишь среднее педагогическое образование. Дмитрий Григорьевич начинал работать директором 7-летней школы, а с началом ВОВ прошел специальное обучение и стал офицером СМЕРШа.

После войны Дмитрий Григорьевич Горлатов много лет работал заведующим РОНО Иркутского района. Иркутский пединститут в те годы выпустил много специалистов с высшим образованием, и пришло время уступить им должность зав. РОНО.  Дмитрия Григорьевича назначили директором Шелеховской 8-летней школы, где работала моя мать. Это был мудрый немолодой человек с большим опытом работы, пользовавшийся большим уважением. Он очень ценил мою мать, как завуча и неординарного человека, а через три года взаимное уважение и симпатии перешли в любовь. В советское время это был скандал, развал двух семей.  Дмитрия Григорьевича сняли с работы, объявили партийный выговор, и этих двух упрямцев, не подчинившихся дисциплине, отправили от греха подальше в Черемховский район. Позже, ценя опыт Дмитрия Григорьевича, его назначили директором школы на станции Тинская в системе железнодорожных школ. В 1966 году он стал директором железнодорожной школы № 33 на станции Половина Черемховского района. Моя мать прошла с ним все общественные кары, трудности переездов и смен школ. Это было действительно глубокое взаимное уважение и любовь уже немолодых людей.

В 1967 году  Д. Г. вышел на пенсию, а мама была назначена директором школы.  Дмитрий Григорьевич Горлатов прожил еще только год и умер от рака. Должность директора в ту пору была каторжной. Строился ВСОЗ (Восточно-Сибирский огнеупорный завод), быстро росло население поселка и число детей, которых должна была обучать одна ж. д. школа. Двух школьных зданий уже не хватало, и для начальных классов снимали еще два дома.
Для детей железнодорожников от Жаргона до Тельмы наша школа держала интернат.

Все школьные помещения и интернат отапливались углем, а это - забота о своевременном подвозе угля вагоном, его разгрузка, хранение и подвоз к нескольким зданиям. Это содержание лошади, возчика, нескольких истопников, обеспечение проживания и кормления детей в интернате, повар, воспитатель, бухгалтер. И еще многое, что не относилось непосредственно к школьной работе. Пока не построили Михайловскую школу № 1, детей иногда приходилось учить в 3 смены. Коллектив учителей, который был очень тяжелым, дружно грыз всех директоров. При советской социальной защите тружеников избавиться от недобросовестных работников было очень трудно. Так, историю преподавала женщина с детсадовским образованием, которая на уроках бранила «фулюганов», которые вечерами гоняют на «лисапедах».

Только умная, сильная, волевая женщина, родившаяся под знаком Льва, была способна решать все эти проблемы. Такой была Татьяна Николаевна Воронина. Последние годы работы дались ей тяжело, и в 1974 году мама вышла на пенсию. Она умела себя занять. Появилась возможность много читать, чего не было на протяжении всей жизни.

Она переписывалась с друзьями и бывшими учениками. С тревогой мама наблюдала за государственным переворотом и дальнейшей деградацией страны. Она любила и много занималась с внуком, с удовольствием возилась в огороде. Уже на пенсии мама научилась вязать, и на свитеры сына и внука заглядывались люди. Мамы не стало в 2004 году.

---

Род Аладьиных (Зубаревых) - род отца

Из семейных легенд следует, что в нашем роду был некий фальшивомонетчик Дмитрий Кононов. «Царские сатрапы» не дали расцвести талантам народного «умельца» и упекли его в Сибирь, на каторгу. После отбытия каторги он поселился в Иркутске и только изредка, по большим праздникам рисовал себе «трешку». Наверное, потому многие в нашем роде имели склонность и способности к рисованию (не ассигнаций!).
Прадед Осип Аладьин был в Иркутске кузнецом и имел 4 детей: Петра, Капитолину, Юлию, Анну.
Фото Аладьиных. В центре Осип Аладьин с супругой Елизаветой Дмитриевной. Слева стоит Петр Осипович, справа Анна, 1911 г.

По отсутствию в нашем роду традиции сбережения истории и недостатку ума у автора этого опуса, я слишком поздно узнал интереснейшую судьбу своего двоюродного деда Петра Аладьина. Его биография была опубликована в книге: Революционный подвиг сибиряков. - Вост. Сиб. Кн. изд-во, 1972.

Моя бабушка Капитолина Осиповна Аладьина-Зубарева родилась в 1888 году в Иркутске, получила начальное образование и по судьбе народной бедноты работала на ленских приисках прачкой, кухаркой, там же вышла замуж за Максима Зубарева. В революционное лихолетье, когда умер муж, бабушка с пятью детьми с трудом смогла выбраться к родным в Иркутск. Её дети: Александр, Константин, Евгения, Валентина, Елизавета.

В тяжелейшие 20-30-е годы бабушка в одиночку смогла вырастить всех пятерых, а троим помогла получить высшее образование. Капитолина Осиповна была умной, энергичной женщиной и, несмотря на начальное образование, стала вначале воспитателем, а с 1923 г. заведующей одним из детских домов Иркутска. А. Макаренко хорошо описал всю тяжесть воспитания беспризорников, выросших на улицах и в притонах. Ее не раз переводили из детдома в детприемник, в трудовую колонию для налаживания их работы.

В 1935 г она стала делегатом 1 Краевого съезда ударников культуры Восточной Сибири. В письме-обращении съезда к И. В. Сталину детский дом К. О. Зубаревой был назван лучшим в Восточно - Сибирском крае. Запись об этом была сделана в ее Трудовой книжке.

А в нелегком ее домашнем быту бабушка строила для семьи дровенник, рубила дрова, носила воду, вела огород, варила, стирала на пятерых детей. И, удивительно, умудрялась между делами читать. Это была ее страсть. Денег всегда не хватало, и она сдавала одну из комнат дома постояльцам.

Ее старший сын Александр Максимович Зубарев родился в 1906 году. В середине 30-х годов Александр Максимович учился в Институте красной профессуры, который готовил идеологические кадры и преподавателей общественных наук. В ИКП шел жесткий отбор слушателей, как правило, с высшим образованием, и только по направлениям обкомов ВКП(б). В конце 30-х преподаватели института - Н.И. Бухарин и К. Радек - стали «врагами народа» и погибли, а институт подвергся чистке от их сторонников.

Из легенд рода, от сына дяди Саши Валерия пришла история, что в роду был еще брат Максима Зубарева, их дядя, служивший в революционную пору матросом легендарной «Авроры», и который стал в 30-е годы следователем НКВД. Зная о предстоящей чистке института, следователь Зубарев посоветовал Александру Максимовичу не ждать возможности попасть в лагерь, а добровольно уехать на Север. «Чтобы быть по эту, а не по ту сторону колючей проволоки». Дядя Саша поехал на Кольский полуостров на стройку никелевого комбината. Там, в пос. Никель, дядя Саша работал до пенсии инженером-электриком. В 60-е годы он получил возможность приобрести жилье недалеко от Москвы. Это был умный, волевой, знающий себе цену человек.  

Мой отец Константин Максимович Зубарев родился в 1908 году. В 1936 – 1941 г. г. он учился на географическом факультете Иркутского университета.

Незадолго до начала Великой Отечественной войны в 1941 году он был направлен на работу в Иркутское Управление гидрометслужбы и стал инженером Грузновской гидрометстанции. Служба эта была важна для страны, и ее работники имели бронь от призыва на войну.

Там, на ГМС моего деда, и встретились мои родители. В 1945 году семья перебралась в Иркутск, и отец стал работать в Геологической экспедиции. Ради здоровья сына родители стали учителями вначале в деревне Савватеевка, после - селе Баклаши, затем в Шелехово. Отец вел географию и труды.

Случайно, в школьной мастерской он был травмирован упавшей доской, и саркома позвоночника унесла его из жизни еще не старым в 1963 году. Отец был совестливым, трудолюбивым и не очень счастливым человеком.

Тетя Валя, Валентина Максимовна Зубарева-Грядасова родилась в 1915 году.

Она так же получила высшее образование агронома, но всю жизнь работала химиком в спектроскопической лаборатории в Иркутске. Всю жизнь она прожила с матерью  Капитолиной Осиповной и вырастила замечательного сына. Ее сын Герман Леонидович Грядасов 1941 года рождения стал известным в Иркутске врачом и очень неординарным человеком.   

Это был умный, широко образованный, обаятельный человек, очень доброжелательный и отзывчивый. Он подарил моей дочери лишний год жизни. Герман умел дружить с мужчинами, а женская половина медперсонала была в него влюблена. Он стал известным анестезиологом и какое-то время возглавлял анестезиологическую службу Иркутской области. У него была нечастая способность не привыкнуть к страданиям больных, а терпением, доброжелательностью, лаской помогать им бороться с болезнью, потому знающие больные стремились попасть на лечение именно к Г. Л. Грядасову. Все это принесло ему звание заслуженного врача Российской Федерации.                                                                                                                           

Ну, а все мы, члены двух интересных родов: Ворониных и Аладьиных-Зубаревых, - гордимся своим родством.